Детский нейрохирург. Без права на ошибку: о том, кто спасает жизни маленьких пациентов - Джей Джаямохан
Уверен, такой подход срабатывал со многими людьми в прошлом. Не будь я таким высоким и привыкшим к довольно агрессивному поведению людей, я бы наверняка испугался. Возможно, я слишком глуп, чтобы осознать надвигающуюся опасность. Или же все дело в том, что я пережил Глазго без единой царапины. Ударить, разумеется, может каждый. Его жена также запросто может на меня наброситься. Тем не менее в данный момент все мое внимание сосредоточено на отце девочки. Я тщательно слежу за его кулаками.
Это не первое мое родео. Не первые физические угрозы. Моя работа пропитана стрессом и напряжением. Обычно мне удается успокоить людей. Не дать им опуститься до насилия. Полагаю, и в этот раз мне это удастся, но шанса проверить это мне не выпадает. Мать внезапно решает, что с нее хватит. Схватив дочь за руку, она идет к двери, скомандовав своему бывшему супругу последовать за ней. Когда они открывают дверь, я вижу своего коллегу в сопровождении двух крепких охранников. Они отходят в сторону, выпустив пролетевшую мимо семью.
Больше я их никогда не видел. Надеюсь, что родителям так и не удалось найти хирурга, согласившегося провести операцию. Возможно, в будущем этой девочке она и понадобится. На тот же момент ей была нужна лишь психологическая помощь и родители, не желающие друг друга убить, между которыми она жила словно меж двух огней. Забавно, что этого не было упомянуто в составленной ими жалобе…
21
Вы говорили это в прошлый раз
Не бывает двух одинаковых дней. Как и двух одинаковых пациентов или их родителей. Это удивительно, так как проблем с мозгом на самом деле бывает не так уж и много.
Нам направили из одной больницы полуторагодовалого ребенка. Девочка стала внезапно терять сознание и демонстрировала судорожную активность. Ситуация была неотложной. Судя по присланным нам снимкам, у пациентки была артериовенозная мальформация (АВМ).
Обмороки и судорожные приступы – два симптома многих проблем, требующих безотлагательных мер. Нам нужно было взяться за девочку, как только она поступит. Звонок из больницы раздался вечером, когда я уже собирался уходить домой. Три часа спустя я уже вплотную занялся этим случаем и был готов остаться на работе на ночь. К счастью, я был не один. Мой тогдашний ординатор – Тим (теперь уже тоже консультант) – носился, словно петух с отрубленной головой, организуя подготовку остальных отделений к прибытию нашей маленькой гостьи. Мне требовались снимки, мне была нужна операционная, медсестры, оборудование, анестезиологи – все необходимое для работы. Я не сомневался, что Тим обо всем позаботится. Мне же оставалось лишь позвонить домой и предупредить, чтобы меня не ждали.
Десять вечера. Ребенок в двадцати минутах езды. Я собираю всех вместе. В столь позднее время нам не приходится отвлекаться на обходы, прием пациентов и прочие вещи, так что мы прямиком переходим к укороченной версии контрольного списка ВОЗ.
– Хорошо, – говорю я, – вот с чем мы, скорее всего, имеем дело, вот что мне понадобится – скажите, чем каждый из вас сможет помочь.
Все остальные наготове, как и я. Осталось лишь дождаться гвоздя программы.
У прибывших родителей заплаканные глаза, а на уставших лицах читается паника. Настолько ужасно порой на людях сказывается поездка на скорой. Я хочу узнать все у них лично, однако позволяю вести разговор Тиму – как еще ординаторам всему научиться? Все в точности так, как объяснили в больнице, из которой их привезли. С ребенком все было в порядке, как вдруг она оказалась на полу. На снимках – тромб в верхней части мозга.
Я в операционной, снова изучаю снимки. В былые времена их все развешивали на стене, но теперь мне приходится рассматривать их по одному на экране компьютера. Так, конечно, дешевле, чем их печатать, хотя эффективность явно страдает. У кого есть время переключаться между изображениями на ноутбуке?
Мы начинаем подготовку к операции. Анестезиолог закатывает в операционную пациента, и я вновь обращаюсь ко всем присутствующим:
– Все готовы?
Конечно, готовы.
Пятнадцать минут спустя я уже внутри черепа пациентки, пробираюсь к тромбу. К нему удается подступить. Он немаленький – примерно пять сантиметров в поперечнике. Я рассчитываю удалить бо́льшую его часть – обычное дело. Все необходимые инструменты разложены справа от меня. Голова Тима, удерживающего открытым входное отверстие, почти касается моей. Мы работаем как единое целое, что вполне ожидаемо, так как Тим с нами уже шесть лет. За ним голова младшего ординатора вращается между экранами, кардиомониторами и операционным столом. Он впитывает все. В точности как я от него и жду.
Время от времени младший ординатор задает вопрос. Я отвечаю, если могу. То есть отвечаю, если происходящее позволяет мне такую роскошь. Когда я работаю над каким-то особенно опасным маневром, то от меня уже не дождаться ни слова. Ничего личного, скорее всего, я даже и не услышу вопроса.
Первостепенная задача – удалить злополучный тромб, не задев при этом кровеносные сосуды под ним. Операцию начал я, удаляя сгусток кусочек за кусочком. Когда операционное поле было полностью подготовлено, я дал немного поработать Тиму, не отрывая при этом глаз от тромба.
Позади остался час работы, когда он, наблюдая через микроскоп, спросил:
– Что думаешь об этом?
Я уже смотрю на огромные изображения на экране за Тимом. Что-то было не так. Тромб удалялся без проблем. Мы убрали уже почти половину, однако Тим заметил нечто совершенно другое.
– Черт! – отвечаю я. – Полагаю, у нас тут троянский конь.
– Видимо.
На участке, на котором мы так усердно работали, начало проглядываться что-то еще. Прямо на границе тромба. Я подобрался туда своими инструментами, отрезал небольшой кусочек и подцепил его щипцами. Я подношу его к лампе, и Тим внимательно разглядывает субстанцию.
– Опухоль?
– Именно. – Я демонстрирую ее остальным. – Надеюсь, ни у кого из вас не было планов на вечер…
Вот вам и невезение. У этой маленькой девочки образовалась опухоль, которая прошла через кровеносный сосуд, продырявив его. Сама опухоль внешне толком не отличалась от окружающих тканей мозга, так что на снимке ее было просто не заметить, особенно с учетом тромба. Единственным светлым моментом в ситуации было то, что больница, из которой нам направили пациента, поставила правильный диагноз. Просто неполный.
Как только в игру вступила опухоль, цель проведения операции поменялась. Мы собирались провести сосудистую операцию с использованием определенных инструментов, однако теперь все перевернулось с ног на голову.
Но все по порядку: операционная медсестра помещает образец опухоли в пробирку.
